Entendensa de Be

После документов касательно истории следуют документы о доктринальных расхождениях между тремя Церквями Ломбардии[1].

            Также и многие другие католические трактаты разделяют эти три школы так систематически и подробно, что можно описать их доктринальные ошибки, выделив их под латинскими буквами А, В и С (альбанисты, катары из Баньоло и из Конкореццо). [2]

            Достаточно проанализировать основные тезисы расхождений А, В и С и их литературную традицию. Это будет легко благодаря сокращенной аннотации, которую Монета поместил в начале своей  Суммы. [3]

           Прежде всего, существуют катары, которые «верят в два первоначала всех вещей» (А). По их мнению, злой бог создал материальные элементы этого мира. Добрый Бог является отцом Христа и праведников, творцом вещей вечных и народа небесного. Злой бог соблазнил этот народ (притча о негодном управителе), сделал так, чтобы часть этих небесных духов упала в эту земную юдоль и заключил их в телах. Сын Божий был послан на землю, чтобы их освободить. Христос ничего не взял из тела Марии. Человеческие души являются ни чем иным, как этими падшими духами.

I.2.6. АЛЬБИГОЙЦЫ

           Этот термин, который до конца XIX столетия был обязательным для обозначения катаров во Франции, и даже в Европе, точно так же являлся частью терминологии земель языка ойль. Так утверждает Гийом Пьюлоранский: «событие, которое французы обычно называют альбигойским, имело место в провинции Нарбонна и епархиях Альби, Родеза, Кагора и Ажена».[1]

I.2.4.   ПУБЛИКАНЕ, ФИФЛЫ, «ТЕЛОНАРИИ».

           Еще Экберт упоминает о «фифлах» - народном названии еретиков во Фландрии.[1] За неимением лучшего варианта, в основном считается, что это местное искажение слова, которое встречается на-латыни в форме publicani, populicani, и так далее.

           Первое специфическое упоминание этого термина встречается в письме Людовика VIII папе Александру III относительно Фландрии:

Мой брат архиепископ Реймский недавно отправился в земли Фландрии, и встретил там введенных в заблуждение людей, сторонников гибельных ошибок, впавших в ересь манихеев, которых в народе называют публиканами (populicani), и которые из-за своих обрядов кажутся лучше, чем они есть…(1162)[2]

           Более, чем возможно, что речь идет о заимствовании из Матфея 18; 17: «А если и церкви не послушает, то да будет он тебе, как язычник и мытарь (это слово на многих европейских языках созвучно слову «публиканин» - прим. пер).[3]

I.2.2. КАТАРЫ.

Слово, которому была суждена такая головокружительная карьера, впервые появляется из-под пера Экберта из Шенау во второй половине XII века. Он пишет:

Когда я был каноником в Бонне, то часто вместе с братской мне душой (unanimis) и другом Бертольфом спорил с ними и обращал внимание на их ошибки и аргументы. Многое я узнал от тех, кто был с ними вначале, а потом ушел из их собрания и избежал дьявольских ловушек..

Чтобы определить противников, которых он так хорошо знает, Экберт уточняет:

…Это люди, которых у нас в Германии на народном языке называют «катарами», во Фландрии «фифлами», во Франции «ткачами», потому что многие из них предпочитают это ремесло…[1]

У нас есть свидетель употребления этого слова на народном языке: епископ Камбрэ Николас, который между 1164 и 1167 годами лишает церковных владений некоего Йонаса, «преданного анафеме и признанного виновным в ереси Катеров», что можно перевести просто как «ереси котов» (cattorum)[2].

            Термин «друзья Божьи» (amici Dei) появляется в реестре Инквизиции 1245-1253 гг. (тулузская рукопись). Согласно стереотипной формулировке нотариуса, где содержалось определение того, в чем состояло отступление от веры, дающий показания «считал, что еретики были добрыми людьми, что у них была хорошая вера, они говорили правду и были друзьями Божьими, и тд…».[1]

VIII.3.4 «СТЕЧЧИ» ИЗ БОСНИИ-ГЕРЦЕГОВИНЫ

            Малоизвестные и изменчивые дороги судьбы привели к тому, что правители (баны) Боснии в классическую эпоху западного катаризма превратили ее в независимое государство. Оно пережило свой расцвет в XIV веке. Во второй половине XV века турецкое проникновение, а затем и завоевание, сделали Боснию мусульманским государством. Латинские источники, начиная от понтификата Иннокентия III до Базельского собора представляют ее как местность, где к ереси относятся толерантно, и даже, что она является официальной религией, а одна из катарских школ несомненно поддерживала с ней отношения.[1]