credentes | Entries tagged with анн бренон. жизнь и смерть

25. Следует ли оставить последнее слово за катаризмом?

Разумеется, мы оставим за катаризмом последнее слово – это самое меньшее, что мы можем для него сделать. Что может быть более естественным после путешествия по следам, которые позволяют нам увидеть средневековые документы, после того, как мы узнали его историю и способ жизни, чем попытка выразить в современный словах то, что Добрые Люди Средних веков, пронесясь падающей звездой, оставили нам, как отзвук своего все еще слышимого голоса? Ведь на карте христианства их «территория» осталась в Средневековье, отмеченная особыми, присущими ему чертами, как физическими, так и ментальными, которые выглядят для нас сегодня столь же чужими, как и рвение Инквизиции по отношению к своим противникам. Но катаризм был также и формой христианства, отбросившей насилие со столь евангельской пылкостью, что именно это не позволило истории полностью и окончательно поместить его в разряд религий, «вышедших в тираж». Но нелепым анахронизмом будет считать катаризм философией или разновидностью гуманизма: он попросту был Церковью.

( Read more... )

[7] Дублинский Ритуал на окситан. Перевод Анн Бренон в Rene Nelli, Ecritures cathares cit. p. 282.

24. Существуют ли еще катары сегодня?

Мужественный читатель, выдержавший все двадцать три предыдущих главы этой книжечки в форме вопросов-ответов, вовсе не будет удивлен таким последним ясным, четким и негативным ответом: нет, катаров сегодня больше не существует. Однако, вопрос этот все равно ставится. И он ставится со столь упрямой настойчивостью и с некоторой скрытой и тайной надеждой по окончании всяких публичных конференций и дискуссий, посвященных катаризму, что письменно обосновать этот разбивающий сердце ответ, наверное, необходимо.

Катаров сегодня больше не существует, потому что катаризм был искоренен из истории под конец Средневековья. Потому что катарская религия была уничтожена, катарская Церковь обезглавлена, а мы не можем теоретически представить себе катаризм, переживший свою Церковь.

( Read more... )

[4] Опись пропавших архивов Инквизиции Каркассона. In ibid, р.76.

23. А в остальной Европе?

Это правда, что катаризм не был простым окситанским феноменом. Сыграла ли ту же роль совокупность факторов, определивших его исчезновение на Юге современной Франции, и в остальной Европе? Чтобы ответить на этот вопрос, следует четко различать общее и особенное.

Именно в Окситании, в графствах Тулузском и Фуа, в виконтстве Тренкавель, катаризм встретил общественные условия – социальные, но также культурные и политические – необходимые для его укоренения. В феодальном обществе с особой колористикой окситанских castra, он смог распространиться и закрепиться. Если бы не грубый удар, нанесенный ему крестовым походом, очевидно, он только бы усилил динамику своей экспансии, и скорее всего, стал бы распространяться на восток, в земли Восточного Лангедока, заняв позиции, которые он уже начал завоевывать в Безье или Сервиане. Великие князья там были те же: виконт Тренкавель и граф Тулузский до Бокера и Обенас. Особенные черты феодального общества – наличие castra, совладельцев, развитие городских консулатов и т.д. – были аналогичны. Катаризм мог бы постепенно проникнуть и туда, по крайней мере, ничто нам не мешает так предполагать. Однако, это общество, эти формы власти, связанные с его судьбой и сыгравшие в ней определяющую роль, не имели исторического будущего. Они противостояли вышедшим в то время на сцену тенденциям, движущей силой которых было французское королевство. В других местах Европы мы видим только непроницаемые феодальные общества, и северный катаризм имел меньше возможностей сопротивляться.

( Read more... )

22. Как катаризм исчез в Окситании?

Окситанский катаризм не умер хорошей смертью. Достиг ли он счастливого конца? В любом случае, его исчезновение не было неизбежно и генетически запрограммированно: Церковь Добрых Христиан имела призвание жить и спасать души. Возможно, начиная с середины XIII столетия, она стала демонстрировать некоторый архаизм, могущий негативно повлиять на динамику ее развития. Однако, я ни в коем случае не хочу возвращаться к ревизионизму некоторых утверждений, более или менее прямо исходящих из старых тезисов Арно Борста, о самоубийственном или нежизнеспособном характере катаризма или о его врожденных изъянах, о том, что это был плохо сформированный недоносок, практически мертворожденный, ирреалистическая и неосуществимая религия, заранее осужденная на быструю деградацию. История показывает, что христианство Добрых Людей на определенных территориях прекрасно вписалось в систему западноевропейского христианского общества, не обрекая себя при этом ни на утопичность, ни на регресс.

( Read more... )

21. Чем была Инквизиция: машиной для промывания мозгов или юридическим прогрессом?

Инквизиция не была, во всяком случае, в Лангедоке, оружием геноцида, а Бернард Ги не был «тигром, жаждущим крови», как описывается в художественной литературе. Инквизиция убивала немногих, не в этом состояла ее роль. В истории репрессий против ереси, она, без сомнения, являла собой некоторый прогресс: как юридический, впервые предлагая обвиняемому кое-какие гарантии, так и в области эффективности своей системы, функционирование которой было достаточно современным и бюрократическим. Результаты были успешными. В течение столетия Инквизиция добилась цели, ради которой была создана: уничтожение ереси, по крайней мере, в Лангедоке. Но мы не сможем понять того, что происходило, если не отбросим существующие стереотипы и не исследуем во всех подробностях и тонкостях настоящие методы работы этой институции – одновременно более банальные и более ужасные, чем это обычно представляют[1].

( Read more... )

Current Location: Дома

20. Кому на самом деле были выгодны эти репрессии?

Репрессии не могли бы быть такими грозными и эффективными без союза короля и папства, которые на протяжении всего XIII века занимались реорганизацией Европы и установлением порядка в христианском мире.

Крестовый поход баронов, вассалов короля Франции и Германского императора, спустившийся по долине Роны в начале лета 1309 года под командованием папского легата Арнода Амори, аббата Сито, мог так и остаться авантюрой без будущего[1]. На протяжении пятнадцати лет, с июля 1209 по 1224 год, от резни в Безье до резни в Марманд, эта война опустошила весь край. Замки были захвачены, молодой виконт Тренкавель предательски убит, массовые казни на кострах уничтожили целые общины Добрых Мужчин и Добрых Женщин в Минерве, Лаворе, Кассес и других местах; большинство местных линьяжей мелких сеньоров были лишены своей собственности в пользу французских рыцарей; король Арагона, сам Педро Католик, был побежден Симоном де Монфором при Мюре в сентябре 1213 года, а Симон де Монфор, благодаря Иннокентию III, сделался виконтом Каркассона и графом Тулузским на Латеранском Соборе 1215 года. Однако в долине Гаронны и приронских территориях расцвело новое чувство, которое, во имя paratge [2], подняло народ и князей на настоящую реконкисту, вернувшую фаидитам или их детям – castra, Раймонду VI и юному графу – Тулузу, а подростку Раймонду Тренкавелю – Каркассон.

( Read more... )

Current Location: Ясиня

Пятая часть

ПРЕСЛЕДОВАНИЕ КАТАРИЗМА

19. Кому принадлежит инициатива репрессий против катаризма?

Сами еретики определяли себя как тех, кого мир ненавидит и преследует: «И я скажу тебе причину, по которой нас называют еретиками: это потому, что мир ненавидит нас. И неудивительно, что мир ненавидит нас (1 Ио. 3, 13), ибо так же он ненавидел Господа Нашего и преследовал апостолов Его…» - так проповедовал, как мы могли прочесть выше, Добрый Человек Пьер Отье. Но с чего всё началось? С ереси или ее обличения? Ответ на этот вопрос менее очевиден, чем кажется[1].

( Read more... )

ТРЕТЬЕ ДОКУМЕНТАЛЬНОЕ ПРИЛОЖЕНИЕ: ТЕКСТЫ ИНКВИЗИЦИИ

1. Показания Арноды де Ламот, из Монтобан, обращенной еретички. 1244 год. Отрывки.

Рукопись Paris, B.N. Doat 23, f 2r – 49v. (Здесь: f 2v – 4r и 4r – 5v).

Перевод Анн Бреннон, неизд.

В лето Господне 1244 года, на третий день августовских Ид, Арнода де Ламот, из Монтобан (еретичка), обращенная в епархии Кагор, принужденная говорить правду о себе и других, живых и мертвых, относительно преступления ереси и вальденства, свидетельствующая под присягой, сказала, что однажды в Монтобан, в дом Осторги, ее матери, пришли две женщины еретички, имен которых она не знала, и означенные еретички проповедовали там. На этой проповеди присутствовала сама свидетельница, Пейронна, ее сестра, Осторга, ее мать, и Ломбарда, жена покойного Изарна д'Оссак, их дяди. После проповеди означенные Осторга и Ломбарда поклонились означенным еретичкам, трижды кланяясь им, стоя на коленях перед ними: и при каждом коленопреклонении они говорили «благословите», а после последнего «благословите», они добавляли: «Госпожа, молитесь Богу за меня, грешницу, чтобы Он сделал из меня Добрую Христианку и привел меня к счастливому концу». И еретички отвечали на каждое «благословите»: «Пусть Бог вас благословит», и они добавляли после последнего «благословите»: «Мы будем молиться Богу, чтобы Он сделал из вас Добрую Христианку и привел вас к счастливому концу». После чего означенные еретички вышли из дома и пошли своей дорогой.

( Read more... )

18. А Монсегюр: храм или крепость?

Victoribus arx,

Victis templum.

Эти две строчки из поэта Жоэ Буске: «крепость победителей/храм побежденных», стали символом величия и красоты тайны Монсегюра – только в этой тайне не было ни грана правды.

16 марта 1244 года, после десяти месяцев осады, укрепленная местность Монсегюр, скорее всего являвшаяся анклавом Тулузского сюзеренитета в пиренейских владениях графа де Фуа, была сдана армии победителей – папы Римского и короля Франции – побежденными сеньорами, Раймондом де Перейль и Пьером Роже де Мирпуа, а также небольшим отрядом, состоящим из дюжины рыцарей и около тридцати солдат. Двести двадцать пять катарских монахов и монахинь были сожжены живьем в огромном массовом костре, как это практиковалось во время крестовых походов. Это место было передано королем одному из доверенных лиц, «маршалу веры», Ги де Леви, старому товарищу Симона де Монфора. И на столетие настало забвение[1].

( Read more... )

17. Что такое катарский замок? И были ли катарские храмы?

Катарский замок между мифом и реальностью… Если мы не будем воображать его ни как «головокружительную цитадель»[1], взлетающую к небу, ни как укрепленный эзотерический замок, связующий священные горы с далекими созвездиями, ни как удобное удаленное место для трансцедентальной медитации, где совершают весьма секретные обряды, то да, можно признать, что катарский замок на самом деле существует. Но он называется Фанжу, Лаурак, Ма-Сен-Пуэлль. Как правило, это густо населенная бургада, обнесенная стенами и расположенная на вершине холма, словно корона из крыш красивой черепицы, над которой возвышается старая, наполовину покинутая феодальная башня. Катарский замок называется castrum.

( Read more... )

Четвертая часть
ОКСИТАНИЯ КАТАРСКАЯ

16. Почему катарские Церкви в Окситании прижились лучше, чем в других местах?

Вот первый уровень ответа на этот вопрос: потому что на территориях крупных окситанских графств и виконств, как и, в меньшей степени, некоторых свободных итальянских городов, «гражданские власти» позволили этому свершиться. И что, в контексте толерантности, пример апостольской жизни еретического клира, явственный в открытости его религиозных домов, как и ясность его пастырского евангельского послания, позволили ему привлечь внимание христианского народа. Разумеется, это не объясняет всего, ни того, почему «гражданская власть» выказала здесь такую толерантность (тогда как в других местах она была железным орудием религиозного принуждения), ни того, почему катаризм так надолго и всерьез привился именно в лангедокском обществе, хотя, возможно, в данном случае не стоит говорить о прививке…
Ясно, что для объяснения причин непреложного успеха христианства Добрых Людей в Окситании следует говорить о совпадении множества факторов. Разумеется, многие из этих элементов нам все еще непонятны, и мы не сможем выложить их здесь a fortiori. Мы просто попробуем совершить небольшой обзор этих благоприятных условий в социальном, экономическом, культурном, политическом – и, разумеется, в полном смысле этого слова в историческом плане, давших возможность катаризму свободу практического эксперимента в течение многих поколений между Аженом и Безье, Кагором и Фуа.
( Read more... )

15. Каково было реальное место женщин в катарских Церквях?

Место, занимаемое женщинами в диссидентских общинах, мало похоже на то, как об этом изначально заявляли ортодоксальные авторы – как о дополнительной скандальной теме в отношении еретиков[1]. Средневековое христианство – греческое или латинское – всегда неприязненно смотрело на возможность вступления женщин в универсум сакрум. Все христианские традиции всегда проявляли большую или меньшую мизогинию: следовало дождаться конца ХХ столетия, чтобы протестантские Церкви действительно включили женский компонент в свой клир: женщины-пасторы в Реформистской Церкви Франции, женщины-священники в англиканских и лютеранских Церквях, и даже женщины-епископы в Епископальной Церкви. Поскольку мы знаем современную позицию папства по этому вопросу, можно себе представить, какая она была в Средние века. А вот средневековые христианские Церкви катаров и богомилов в абсолютном согласии включали в свои структуры женскую часть человечества на принципах равенства.

( Read more... )

14. Действительно ли катаризм мог привести человечество к вымиранию?

Именно католические авторы и комментаторы, которые вычитали в катарских «доктринах» глубинный пессимизм по отношению к миру, настоящую ненависть к телу, глубинное отвращение к телесному, выдвинули – с XIII века – тезис о том, что катаризм привел бы человечество к вымиранию двумя взаимосвязанными путями – запретив размножаться и поощряя самоубийство. Отзвук подобных тезисов можно увидеть даже в наиболее серьезных книгах ХХ века, как «Катары» Арно Борста, ставшей чем-то вроде научного справочника 1950-х годов.

«Их упадок и исчезновение кажутся нам естественными и необходимыми. Что они хотели, то и получили. Они ненавидели мир, и мир их исторг… Их вера соответствовала их судьбе… Нет никакой причины считать такое положение вещей трагедией, потому что катары сами это провоцировали. Этот фатальный исход был тем, что они избрали сами[1]… »

( Read more... )

13. Действительно ли катары представляли, как об этом неоднократно заявлялось, опасный анархический элемент в обществе?

В отличие от монахов и монахинь традиционных орденов – бенедиктинцев и цистерцианцев – но по примеру священнического чина католического клира, присутствие Добрых Мужчин и Добрых Женщин было очень заметно в обществе, по крайней мере, на тех землях, где к катаризму относились толерантно. Таким образом, они занимали там какое-то место и играли какую-то роль. Я не считаю a priori, что эта роль была негативной и даже что она была очень значимой. Но следует хорошо проанализировать факты.

( Read more... )

Все вышеизложенное достаточно ясно демонстрирует, что сакральная функция уникального обряда возложения рук имела, фактически, множество значений. Мы видим, что она содержит эквивалент шести из семи католических таинств, при этом однозначно исключается евхаристия. [1] Сами Добрые Люди называли свое уникальное таинство духовным крещением или крещением Иисуса Христа, и оно, без сомнения, было крещением, то есть обрядом христианского посвящения, в результате которого становятся христианином. Оно имело даже смысл крещения ранней Церкви, подтверждавшей Духом и возложением рук крещение водой. Впоследствии эта функция была отделена Римской Церковью и приобрела форму специального таинства конфирмации. Крещение в ранней Церкви, как и consolament, уделялось только сознательным взрослым, делающим это добровольно, и сразу смывало все их грехи. В то же время, оно было тогда таинством покаяния, но единственного покаяния, которое нельзя было возобновить, и получивший крещение мог погубить свою душу, если, по несчастью, вновь впадал в грех. Эта система становилась все более абсурдной, когда начали крестить уже не только взрослых, отвечавших за свои действия, но и грудных младенцев.
Теперь посмотрим на другую процедуру, то есть на современное таинство покаяния, возобновляемое так часто, как это необходимо, окончательно зафиксированное в Церкви эпохи Каролингов, и кодифицированное во время Грегорианской реформы. Крещение Римской Церкви больше не сохраняло значения отпущения-покаяния – обязательного и окончательного – разве что первородного греха. Новорожденные, таким образом, без их ведома были омыты от пятна всего человеческого рода, но могли впоследствии, достигнув сознательного возраста, продолжить карьеру представителя христианского народа, через ряд новых таинств: конфирмацию, покаяние и причастие. Мы также видели, что катарская Церковь сразу же отбросила понятие первородного греха. Как и в ранней Церкви, крещение катаров было также и покаянием, означая, таким образом, в целом, отпущение всех грехов, совершенных послушником в течение его жизни «до сего дня». Но в отличие от покаяния в ранней Церкви, это отпущение Добрых Людей было всегда возобновимо. Если христианин у катаров впадал в грех, который был ему уже отпущен – то есть нарушил требования Закона Жизни, который обязался соблюдать во время крещения, то есть солгал, совершил кражу, убил, поклялся, нарушил обет целомудрия, отрекся от веры из страха смерти и т.д. – если он вновь совершил зло, от которого был освобожден отпущением Иерарха и всех христиан, руки которых соединились над его головой, он мог пройти новый период послушничества, а потом вновь попросить о духовном крещении.
( Read more... )

Обеты, предварительно произносимые послушником, были большими, чем мы можем прочесть в формулярах Инквизиции. Конечно, послушник обещал поститься и не есть никаких мясных или молочных продуктов; обещал жить целомудренно и не покидать Орден святой Церкви из страха мученической смерти; обещал не лгать и не клясться: но он должен был также принести обет следовать всем евангельским заповедям, то есть не убивать (даже животное), не богохульствовать, не красть и «придерживаться всех заповедей Закона Жизни». Он произносил настоящие монашеские обеты, обязуясь отныне жить в общине, чтобы соблюдать правила Евангелия, или «путь Справедливости и Правды», и произносить в определенные часы ритуальные молитвы: Pater, Adoremus и Gratias.
( Read more... )

О католической евхаристии они «не заботились», как выразился Эвервин, а также высмеивали ее как суеверие, начиная еще с вековых традиций еретиков эпохи Тысячелетия. С их точки зрения, спасение души не могло содержаться в кусочке хлеба, проглоченного умирающим, перед тем, как сгнить вместе с ним под землей, как выражался последний известный окситанский Добрый Человек Гийом Белибаст[1]. Спасение достигается благодаря духовной благодати, когда Дух Святой нисходит через возложение рук Добрых Христиан, смывает грехи и избавляет от зла, а также делам, то есть, соблюдению евангельских заповедей (не убивать, не лгать, не судить и т.д.). Главной ересью Добрых Людей считалось их отвращение к распятию и таинству на алтаре, а также их стремление заменить официальное средство Спасения в Церкви иным средством Спасения, тоже христианским, то есть, полностью основанным на Писаниях.

( Read more... )

12. Были ли катары еретиками?

С точки зрения Церкви Римской, конечно, да. У нас уже была возможность проследить семантические приключения слова ересь, от выбора до ошибки. В западноевропейском Средневековье завершился процесс, когда в XII столетии Церковь колебалась еще между убеждением и наказанием, а в эпоху томизма и Инквизиции замкнулась в своем определении догматической ортодоксии от противного, исключив еретиков из общины верных. Но при этом эпитет еретик является гарантом принадлежности к христианству этих самых исключенных. Томистские доктора и доминиканские инквизиторы никогда не путали еретиков и неверных. Первые, несмотря на свои заблуждения и ошибки, несмотря на то, что их осуждали и проклинали, тем не менее, принадлежали к христианскому универсуму, а вторые были внешними по отношению к нему.

( Read more... )

Джованни де Луджио. Книга о двух Началах. Отрывки.

Манускрипт: Флоренция, Национальная Библиотека, Фонды упраздненных монастырей. Перевод Rene Nelli, Ecritures cathares, новое исправленное издание. Paris, Le Rocher, 1995, pp.88-89, 103-104, 131-132.

( Read more... )