Истинный образ. Р.3. Искоренение. Пастырская деятельность и репрессии

[credentes]

ХVII

 

ОГНЁМ, МЕЧОМ И ПРОЦЕДУРАМИ: ПАСТЫРСКАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ И РЕПРЕССИИ

 

Римская Церковь не сумела использовать настоящую пастырскую деятельность, последовательные и систематические проповеди как оружие против укоренившегося в сердце окситанского общества катаризма. Она только посылала отдельные миссии, ограниченные в пространстве и времени, преимущественно состоящие из цистерцианских легатов – проповедников, действовавших в силу данных папой полномочий и при поддержке властей предержащих. Состоялось несколько принудительных и показательный процессов: унижение Пьера Морана в Тулузе должно было особо подействовать на воображение. До начала XIII века не было никаких настоящих евангелизаторских  действий, и нет сомнений, что диссидентский евангелизм успешно пользовался сложившейся ситуацией.

 

Наоборот, конец XII столетия знаменовался последовательными этапами организации репрессий и принуждения, при сотрудничестве духовных и светских властей: уже в 1179 году на Латеранском Соборе, Александр III призвал верных Христу поднять оружие против еретиков; Веронские Декреталии 1184 года – соглашения между папством и императором Фридрихом Барбароссой (папа и император объединили свои усилия и политику, что было весьма необычным делом!) – создали предварительные юридические основания для принуждения: Луций III и Фридрих договорились, что убежденные еретики должны быть преданы в руки светской власти; что епископы должны проводить особую инспекцию своих епархий и регулярно выслушивать доносы; что светские власти должны поддерживать и приводить в исполнение церковные приговоры.

Таким образом, возникли все ментальные предпосылки, которые сделали возможным не только крестовый поход в христианские земли, но и возникновение бюрократической институции Инквизиции.

Однако, на Латеранском Соборе в 1179 году во всей своей евангельской бедности предстали лионские вальденсы, просившие права проповедовать. Но в 1184 году в Вероне вальденское движение, этот религиозный всплеск, выбросивший на дороги в порыве веры мужчин и женщин, искавших Христа не в кафедральных соборах, официально было объявлено еретическим. Через несколько лет папство начало подумывать о том, чтобы поддержать новую добровольную инициативу в области позитивных шагов «убеждения» еретиков…

 

УПУЩЕННЫЙ ШАНС ДОМИНИКА

 

Между 1204 и 1206 годами забрезжила новая надежда: в 1204 году в Каркассоне состоялся традиционный диспут между катарами и католиками, не окончившийся ничем. На стороне Римской Церкви были цистерцианские легаты, имевшие полномочия участвовать в этом диспуте, Пьер из Кастельно и Рауль из Фонфруад. В 1206 году те же легаты в унынии жили, восстанавливая моральные силы в очень католическом Монпелье, и тут встретили епископа Осма, Диего, и его товарища Доминика де Гусмана, двух испанцев, возвращавшихся из путешествия на Север Европы, где они исполняли миссию Ватикана. Имели ли последние, будучи клириками, и даже представителями иерархии, как Диего из Осмы, разрешение от Иннокентия III опробовать новые методы? Как бы там ни было, они убедили легатов принять более непосредственную манеру проповедей против еретиков в облике людей Евангелия, а не представителей власти, пусть даже и духовной:

 

«Они предстали в смирении, идя босиком, без золота и серебра… чтобы они не делали, во всем они подражали образцу апостолов…»

 

 Хронист Пьер де Во де Серней описал Доминика и его первых товарищей, проповедовавших с помощью свидетельств, а не власти, бродячих и нищенствующих, словами, которые удивительно напоминают образ вальденсов, встреченных Уолтером Мэпом на Латеранском Соборе в 1179 году. Когда оба цистерцианских легата решили следовать за Диего и Домиником по новому пути, противостоя катарским проповедникам «на их территории», это открыло Римской Церкви перспективы будущего и надежды. Во второй половине 1206 года они вместе выступали на диспутах в Сервиан и Верфей, а их предприятие было официально поддержано Иннокентием III. До 1209 года, пока война не прервала этого процесса, они ходили, проповедовали и спорили с христианами-дуалистами и их верующими. Пьер де Кастельно, не являвшийся «голубем», и убитый в 1208 году, был сразу же заменен дюжиной цистерцианцев, которые тоже ходили и проповедовали босиком.

Оригинальность инициативы Диего и Доминика, по сравнению с инициативой лионских вальденсов, состояла в том, что они стремились проводить свою кампанию евангельских проповедей бедности в рамках официальных действий Римской иерархии против диссидентов-христиан и признавали авторитет папы. Они были клириками, а не светскими людьми, посягающими на полномочия клириков. В то же время Франциск Ассизский, хотя никогда и не выходил за рамки понтификального надзора, все же оставался, так долго, как только мог, простым светским человеком среди «братства» своих товарищей, наиболее смиренным из служителей Христовых, и до конца своих дней пытался не допустить «юридизма» орденских правил, которые могли исказить его евангельский порыв.

 

Конес Минервуа (Од). Пьер Изарн, катарский епископ Каркассес, был сожжен здесь в 1226 году в присутствии короля Франции Людовика VIII.



Тем временем, зимой 1206-1207 гг., Доминик основал возле Фанжу, прямо под носом города-замка, где обитали совершенные и любовные радости, на территории разрушенной до основания бывшей церкви святой Марии де Пруилль, дом, предназначенный для катарских женщин, обратившихся под влиянием его проповедей. К нему сразу же присоединились Гийом Кларет из Памье и его сестра Раймонда, передавшие новой фундации все свое имущество, а также чета Гаск из Виллесискл. Тем не менее, сам Доминик никогда не жил в еретическом гнезде, которым ему казалось Фанжу, пока туда не пришла армия крестоносцев в поисках катарской знати. Он ходил по стране вместе со своими товарищами и добивался обращений. Нам известны как минимум четверо мужчин и восемь женщин, которые впоследствии вернулись к катарской вере, свидетельствуя в 1242-1246 гг. перед Инквизицией о своем рецидиве: среди них были На Сегура Видаль из Ма и Гильельма Ломбард, из Фанжу.

Кажется, по крайней мере, в публичных дебатах Доминик и его товарищи достигали обнадеживающих результатов: «сто пятьдесят катаров», как уверяет свидетель, обратились в результате диспута в Монреале, длившегося две недели в 1207 году.

В 1211 г. в Пруилль жило девятнадцать монахинь, известные нам только по имени, за исключением Раймонды Кларет из Памье. Мы также знаем, что одна из этих монахинь была благородного происхождения: Рикарда, кастелянша де Барбейра.

Возможно, то, что разгорелась война, свидетельствовало об упущенном шансе Доминика. Было окончательно отдано предпочтение методам принуждения, а не методам убеждения, причем именно тогда, когда его пастырская деятельность едва начала приносить плоды. У него не осталось возможности показать триумф своей глубокой убежденности, что терпеливым, последовательным и всеобщим опровержением можно преодолеть теологические разногласия и диссидентство: 12-13 обращений за 2-3 года его миссионерства было недостаточным, чтобы убедить папу, пребывавшего в страхе и уверенного в том, что ересь можно уничтожить только силой. И это ввергло доминиканцев и францисканцев в авантюру, которая смогла разрушить послание Доминика и Франциска. Товарищи Франциска Ассизского по настоящему стали пастырским орденом только после смерти «Поверелло». Что до Доминика, то он получил исторический шанс умереть в 1221 году, задолго до основания Инквизиции. Однако он стал основателем ордена, призванного к опровержению ереси и защите ортодоксии, который более непосредственно, чем францисканцы, впоследствии тоже вмешавшиеся в драку, сделался приводным ремнем Римской реконкисты на землях ереси.

 

 

 

Comments

[credentes.livejournal.com]

Да, и особенно иерархия выявляет свою жестокость, когда кто-то посягает на ее монополию.

С уважением