Истинный образ катаризма.РАЗДЕЛ 2. Ч. 8.

[credentes]

ВТОРАЯ ЧАСТЬ

ОСОБЕННО ХОРОШО УКОРЕНИВШЕЕСЯ В ОКСИТАНИИ

 

ЭТО СРЕДНЕВЕКОВОЕ ХРИСТИАНСТВО…

 

Это средневековое христианство таким образом описано здесь в его историческом и религиозном контексте, а не так, как это делалось обычно. То есть, мы не будем говорить о нем как о простой ереси по отношению к догме великой Церкви, и тем более, как о мелком ферменте древнеперсидского дуализма, ожившего при неизвестно как произошедшем контакте между манихейством и буддизмом. Мы будем говорить о том, чем оно было: то есть, о христианской религии Откровения и Спасения, основанной на дуалистическом прочтении Нового Завета, и организованной по образцу раннего христианства, как Церковь – собрание христиан, стремящихся к Спасению и соблюдающих правила, но также распространяющих Слово Божье и спасительное таинство Христово среди людей. Эта христианская Церковь отстаивала свою апостольскую преемственность и считала Церковь Римскую узурпаторской институцией, с которой она не хотела иметь ничего общего.

Это великое движение абсолютно духовных надежд обнаруживается как в Западной, так и в Восточной Европе, и даже в Малой Азии, под различными названиями – от фаундаитов до пифлов, от публикан до альбигойцев; а различия в теологии не могут скрыть его общего происхождения, скрепленного единством обрядов от Болгарии до Аженэ…

Это средневековое христианство, оставившее нам как минимум два прекрасных теологических трактата и три подробных Ритуала, исторически связано с Окситанией двойными узами. Во-первых, именно в Окситании середины XII века оно достигло такого социально-культурного развития, что великая Церковь стала воспринимать его как соперника, опасную и сильную контр-Церковь. А во-вторых, численность и социальное влияние феномена окситанского катаризма были таковы, что против него использовали военную силу и бюрократически систематизированные преследования Церкви Римской. Это неизбежно привело к тому, что в этот период Средневековья, когда писаные документы являются еще чрезвычайно редкими и в основном представляют собой административные и земельные акты крупных и знатных семейств и больших аббатств, появляется ошеломляющий массив архивов, отражающих повседневную жизнь еретических верующих различного социального происхождения, и, часто, весьма скромного. Собрание реестров Инквизиции содержит принудительные воспоминания людей, которые, как это ни парадоксально, иначе остались бы немыми и невидимыми, как осталось немым и невидимым все средневековое население Европы, жившее до эпохи господства нотариальных актов, писаных завещаний и фискальных переписей. А об этих людях мы знаем не только подробности их жизни, но и их мнения в области религии – как раз то, чему господствующие власти пытались заткнуть рот.

Благодаря социально-культурным условиям своего развития, а также политическим и военным обстоятельствам, которые свели на нет возможность преследований в этих землях, Окситания стала привилегированной территорией распространения этого иного христианства. В то же время, благодаря многочисленным и уникальным документальным источникам, связанным с репрессиями, мы можем познать реалии религиозной жизни целого народа.

 

VIII

 

ЦЕРКВИ ОКСИТАНСКИХ КАТАРОВ

 

Середина XII столетия застигла врасплох Бернарда из Клерво, епископа Шартрского, папского легата и их хрониста, Жоффруа д’Оксерр, появлением новых, решительных и насмешливых еретиков, поддерживаемых мелкой местной знатью в землях Тулузен и Альбижуа… За последующие двадцать лет эти новые веяния широко распространились и структурировались в тех же регионах до такой степени, что им удалось объединиться в Ломбере (Альбижуа) на диспуте, где они выступили против католических прелатов, и где этим инакомыслящим вообще предоставили слово. Это произошло в присутствии многочисленной толпы и великих сеньоров этих мест, но, тем не менее, это столкновение различных идей не привело ни к осуждению кого-либо, разве что вербальному, ни вообще к каким-либо наименьшим неприятностям для предполагаемых еретиков. Католические власти чисто формально обратились к рыцарям означенного места Ломбера, рекомендуя им не оказывать никакой поддержки сторонникам этих ужасных доктрин; однако молчаливое присутствие виконта Тренкавеля было решающим на этой встрече. Публика, интересовавшаяся диспутом, мелкие поместные сеньоры, были явно настроены в пользу «еретиков». Огромная разница с событиями, имевшими место в Льеже или в Кельне в 1144 и 1145 годах. Здесь никто не зажигал костров. В своих первых публичных проявлениях – Верфей и Альби в 1145 г., Ломбер в 1165 г. – окситанский катаризм уже содержит обетование мирного развития в зарождающемся обществе, под благосклонным взглядом аристократического и рыцарского класса, то есть, фактически, местных властей.

 

АКТЫ САН-ФЕЛИС 1167 ГОДА

 

Само существование катарского «собора» в Сан-Фелис в Лаурагэ долго ставилось историками под сомнение, потому что этот факт был известен только из документа, о подлинности которого шли споры. Этот документ был скопирован и изложен в 1660 году каноником Гийомом Бессом в его Истории графов, маркизов и герцогов Нарбоннских, однако же сам средневековый документ с того времени был утрачен. Но сейчас подлинность этого документа не представляет большой проблемы для историков, потому что очень многие факты, приведенные в копии актов собора, сделанной в XVII веке, подтверждаются другими источниками.

Присутствующий катарский иерарх с Востока представил, как он сам выразился, модель «Семи Церквей Азии», по которой пять Церквей Восточной Европы были разграничены географически, структурированы иерархически и установили между собой мирные и добрососедские отношения. Этот иерарх, Никита, был, скорее всего, еретическим епископом Константинополя и Драговицы. Причины его присутствия и деятельности не всегда правильно интерпретируются. Его миссией были проповеди и помощь в структуризации и реорганизации западноевропейских Церквей, которых было уже достаточно много. Вначале он приехал в Италию, в Конкореццо, где, кажется, он встретил Марка, бывшего могильщика, обращенного в катаризм французскими или окситанскими еретиками, а потом успешно привлекавшего многочисленных адептов и ставшего во главе первой катарской общины в Ломбардии. Никита забрал Марка с собой в путешествие к окситанским Церквям. Местом, где они должны были собраться, избрали Сан-Фелис, в самом сердце Лаурагэ, между Тулузен и Альбижуа, недалеко от Каркассес. Еще более разумным было то, что это место находилось под защитой сеньоров, полностью воспринявших новые идеи. Конечно же, сама идея и организация собрания принадлежала Тулузской Церкви. Марк из Ломбардии был всего лишь «иностранным гостем»; в таком же статусе находился и Робер д’Эпернон, епископ катарской Церкви Франции.

 

«В год 1167 от Воплощения Господа, в месяце мае, в те дни, Тулузская Церковь привела папу (отца?) Никиту в замок Сан-Фелис, и огромное количество мужчин и женщин Тулузской Церкви и других соседних Церквей собрались, чтобы получить consolament, который Монсеньор папа Никита им уделил. Далее, его получил Робер д’Эпернон, епископ Церкви Франции, со своим советом. Также Марк из Ломбардии, пришедший со своим советом. Сикард Селлерье, епископ Церкви Альби, пришел со своим советом, Бернард Катала, пришедший с советом Церкви Каркассона, и там был еще совет Церкви Ажена».

 

Церкви, участвующие в собрании со своими «советами», до того момента не были структурно организованы: вследствие достаточно быстрого распространения, они существовали в виде более или менее спонтанных автономных общин, коллегиально управляемых советами. Только Церковь Альби – возможно, наиболее древняя? – единственная среди окситанских Церквей, управлялась настоящим епископом, Сикардом Селлерье. Робер д’Эпернон тоже был в ранге епископа для Церквей севера современной Франции (Шампани, Бургундии, но мы не знаем, как насчет Фландрии? и Рейнских земель?). Ломбардец Марк был всего лишь наиболее влиятельным членом своего совета. Среди окситанских Церквей Церкви Тулузы и Ажена, по-видимому, выявляли наибольшее желание достичь организованной автономии: они спонтанно избрали Бернарда Раймона и Раймона де Казальс. Потом Церкви Тулузы и Альби порекомедовали советам Церкви Каркассона сделать то же самое, и Жирод Мерсье был избран епископом Каркассес.

Часто удивляются тому, что все епископы, как уже имеющие этот титул и функции - Робер д’Эпернон или Сикард Соллерье – или новоизбранные, впрочем, как и все остальные, получили тогда из рук Никиты consolament и посвящение: вначале более старшие как по возрасту, так и по ордену - Робер д’Эпернон и Сикард Соллерье, потом Марк для Ломбардии, Бернард Раймон, Жирод Мерсье, а потом Раймон де Казальс. Обычно это крещение главных фигур катаризма того времени – как впрочем, всего собрания их Церквей, совершенных мужчин и женщин, толпой пришедших в Сан-Фелис – воспринимают как знак обращения их Никитой, драговицким иерархом, из умеренного в абсолютный дуализм. Но даже если допустить, что Никита был рупором идей «Ордена» Драговица, нет никаких доказательств, что эта македонская Церковь разделяла идеи абсолютного дуализма еще до западноевропейских Церквей, и что слово «Орден» означает не просто иерархическую преемственность, а что-либо другое. Наоборот, мы видим, что неоднократные consolament вовсе не были исключением: они просто усиливали гарантии Спасения, особенно если предыдущая церемония могла быть обесценена. Нет сомнений, что Добрые Христиане окситанских Церквей пожелали воспользоваться присутствием настолько значимой фигуры, как Никита, чтобы получить наново это уникальное таинство.

Именно поэтому, предусматривая в перспективе иерархизацию и организацию нарождающихся катарских Церквей, только епископ имел право «посвятить» епископа, избранного другими, и согласно обряду, который нам неизвестен, если вообще существовал какой-либо обряд, кроме возложения рук епископа. Что же касается доктринальных и теологических различий, ограничимся здесь только замечанием, что смысл спора на эти темы гораздо проще, чем это обычно принято представлять. Но мы еще к этому вернемся.

Суть информации, которую мы можем извлечь из событий в Сан-Фелис, является совсем иной: это чрезвычайно важное свидетельство о значительной вехе в развитии движения катаров на Юге современной Франции; вехи, означающей превращение его из спонтанных, многочисленных и неразграниченных общин в настоящие христианские Церкви, управляемые епископом (здесь еще не говорится о Старшем и Младшем Сыновьях) и структурированные в таком порядке, который позволял бы им эффективно распространять свою веру, проповедовать и уделять таинства, а также точно согласовавшие между собой территории, находящиеся под их «юрисдикцией» - потому что акты Сан-Фелис являются, прежде всего, разделом территорий. Этот раздел территорий между Церквями Альби, и особенно Тулузы и Каркассона, практически проходил по границам существующих католических епископств. Для этого Никита произнес свою речь, напоминая, что пять Восточных Церквей – Романи, Драговицы, Меленгии, Болгарии и Далмации – живут в мире друг с другом, в добрососедских отношениях и четко разделив свои территории. Окситанские Церкви, в свою очередь, никогда не выставляли никаких претензий друг другу, между ними не было разногласий, и они всегда представляли собой единый фронт, как в доктринальном плане, так и на «административном» уровне.