![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png)
У современных читателей текстов о катарской Церкви может сложиться мнение, что все катары до такой степени были благостные, что жаждали мученичества. И это совершенно не верно. Не верно - в отличие от католиков, как бы это ни казалось странным.
Средневековые католические святые, почти как один, прям искали - где бы "помучиться" и, что характерно в этой ситуации, гордились этим. Классический пример здесь с ответом Святого Доминика (еще до канонизации), когда в период бродяжничества по Лангедоку его спросили, что будет, если его поймают недруги. Он горделиво заявил примерно следующее: "Я буду просить своих палачей подливать мои мучения как можно дольше, чтобы уйти к Господу во славе". Здесь так много спеси, что не думайте ни в коем случае, будто бы Доминик был мазахистом. Дело совершенно в другом - преодоление, желательно, болезненное преодоление чего-то в себе - признак ортодоксальной святости: будь-то физическая боль или половое влечение или желание отведать какую-то пищу.
Эта тенденция не распространялась на катаризм. Катарский клир на рожон не лез, они скорее бежали от преследований, чем шли на принцип "Вот они мы, делайте с нами что хотите". И это, вообще-то, по учению Евангелия: "Когда же будут гнать вас в одном городе, бегите в другой. Ибо истинно говорю вам: не успеете обойти городов Израилевых, как приидет Сын Человеческий" (Евангелие от Матфея 10:23-31). Словом, заявления наподобие Доминика - это от чрезмерно опухшей гордыни, а бегут люди не потому, что испугались или не сильны в вере, а потому, что осознают зачем проповедуют: не исключительно для попадания в рай, а чтобы их слова были услышаны как можно большим количеством верующих, желающих спасти душу.
Не будем говорить при этом, что они были, все как один, отважно-бесстрашные ребята - это не так. И несмотря на призывы из того же стиха от Матфея: "Что говорю вам в темноте, говорите при свете; и что на ухо слышите, проповедуйте на кровлях.И не бойтесь убивающих тело, души́ же не могущих убить; а бойтесь более Того, Кто может и душу и тело погубить в геенне" (Евангелие от Матфея 10: 27-28), не вериться, что у вменяемого человека чувство страха можно полностью купировать - если только, он опять же вменяем. Другими словами, они спасались до последнего, но в ситуации, когда все мосты сожжены, не отступали. Вернее, конечно же, были и отступавшие - "примирившиеся с Римом", обращенные в католицизм ради выгоды или из страха, и после чего даже построившее, своего рода карьеру, в структурах инквизиции. Райнерий Саккони, Дюран из Уэски (вальденец), Бернард Прим (вальденец), Раймонд Грос - это немногочисленные примеры поступивших так клириков. Имена же бывших верующих-доносчиков остались вместе со списком тех, кого они помогли арестовать - например, Арнод Сикре, история которого навсегда будет связана с предательством Гийома Белибаста.
В принципе в группе верующих в любой момент мог появится некто, кто лишь выдавал себя за верующего. Вспомним, хотя бы случай Арефаста - практически, "агента 007" - который в 1022 году, специально подосланный, долго претворялся учеником Орлеанских каноников, посещал их собрания, чтобы выведать чему они обучают. Прямо на собрании они были арестованы и вскоре сожжены.
Как не бояться предательства и как относится к предателям из своей среды, особенно если существует обет ненасилия? Думаю, эти вопросы были не прозаичны для катарского клира. Для самих верующих проблема возможного ареста Добрых Людей тоже стояла очень остро - ведь в результате все прихожане будут выданы инквизиции, поскольку, в отличие от них - у катаров нет права откровенно лгать или умалчивать (ложь через умолчание).
Все это приводило к удивительным - с современной точки зрения - ситуациям. Если в общине верующих "заводился" предатель, остальные, чаще всего, решали с ним отнюдь не ласково (хотя - как сейчас многие подумали - они же были катарскими верующими и в роде бы должны были выступать против насилия?). Всю серьезность мер против таких "двойных агентов" иллюстрирует история Гийома Дежана, который в начале 14 века претворялся катарским верующим, чтобы помочь арестовать Пейре Отье:
"Один бегин по имени Гийом Дежан договорился с Братьями-проповедниками из Памье, что он выдаст себя за друга еретиков и вступит в их секту, чтобы Церковь могла их арестовать. Упомянутый брат Раймонд послал гонца к самому Пьеру Отье, который в то время пребывал недалеко от Акса.
(Признание Гийома де Роде, брата вышеупомянутого доминиканца). Сеньор Филипп де Ларнат и Пьер Делаир сказали мне, что однажды ночью встретили этого бегина на мосту Алат; они поймали его и связали так, что он не мог кричать, и забрали его в горы над Ларнатом. Там они спросили его, правда ли, что он намеревался предать совершенных. Он подтвердил это. Тогда Филипп и Пьер сбросили его с большой высоты в пропасть или в грот, и больше его никто не видел" (цитата из Жан Дювернуа "Религия катаров", Раздел V. Преследования).
Если же доносы все же приводили к аресту Добрых Людей, то их верующие могли устроить побег или выкуп из тюрьмы, находя кому дать взятку. Побеги устраивали и верующие - например, катарский проводник Пейре Бернье, в приговоре которого к костру говорилось, что тот бежал из мура Каркассона дважды. Всегда была теоретическая возможность скрываться в другой стране (из Лангедока часто уходили в Испанию), для верующих это точно могло решить проблему. Еще одной практикой были попытки вооруженных нападений на конвой, когда арестованных перевозили или вели пешком.
В рассказах о подобном воинствующем поведении катарской паствы - несмотря на то, что катары проповедовали ненасилие - очень важно уточнить два момента:
1. В ситуации постоянных гонений десятками лет, когда Добрые Люди не могли защитить сами себя, их брались защищать верующие. Вряд ли, разумеется, последние громогласно сообщали о своих "операциях". И, что более важно - поступая подобным образом, верующие спасали от ареста не только свой клир , но свои семьи.
2. Мораль Добрых Людей была очень гибкой по отношению к их верующим. Они признавали, что некрещеные люди находясь в мире, просто не могут вообще не грешить, и предлагали следовать их примеру лишь тем, кто готов к этому - приняв крещение хотя бы на смертном одре.
Поэтому ошибкой было бы отождествлять поведение катарских клириков и катарских верующих.
Очень сложный вопрос, который тут затрагивается - могли ли катары сами побуждать паству к такому? В состоянии войны, не проповедовали ли они защиту своей земли с оружием в руках? Разумеется, сами Добрые Люди - исходя из их обетов - не вставали на баррикады и не проводили патриотические агит-минутки. А информация, будто бы они завуалированно намекали верующим на такое, зафиксирована только от доносчиков.
(иллюстрация - Человек, осуждённый инквизицией. Рисунок Ф. Гойи. Альбом С. Лист № 85. Мадрид. Музеи Прадо. 1808 – 1814 гг.)