Анн Бренон. Катарские женщины. Ч.4 Женщины Монсегюра. 19..В деревне Монсегюр

[credentes]

В деревне Монсегюр

1230, 1232 годы – все изменилось. Зимним днем 1232 года прибыл епископ Тулузской Церкви Гвиберт де Кастр, торжественно сопровождаемый своим Старшим Сыном Бернаром де Ламот, епископом Ажене Тенто и его Старшим Сыном Вигоро де ля Боконь, и еще тридцатью Совершенными. Он хотел видеть сеньора Монсегюра, с которым желал говорить, и Раймон де Перейль сам принял его с почтением, и дал ему в качестве эскорта своего бальи и нескольких вооруженных людей, которые встретились с маленьким отрядом, поднимающимся к Монсегюру под защитой Изарна де Фанжу, Раймона Санса де Рабат и Пьера де Мазероль. Рыцари из Монсегюра приняли эстафету у рыцарей из Фанжу и остановились провести ночь в castrum Массабрак[1], где Гвиберт де Кастр, уже пожилой и, несомненно, утомленный путешествием и замерзший, хотел согреться. На следующий день епископ Тулузен и его сопровождающие достигли Монсегюра[2].

Нам известно, с какой просьбой явился епископ Тулузской Церкви, и что сеньор Монсегюра после долгих колебаний решил ее удовлетворить. Граф Тулузский склонился перед Римом и королем Франции, катарская Церковь, поставленная вне закона и вынужденная уйти в подполье, нуждалась в штаб-квартире, где она могла бы перевести дух и реорганизовать свои действия. Монсегюр, оставаясь вне досягаемости новых властей, представлял собой место, где все это было возможным, место для «средоточия и престола» запрещенной Церкви[3]. Начиная с 1232 года Монсегюр стал основной базой для проповеди и выживания иерархии Тулузской Церкви, с епископом Гвибертом де Кастром и Сыновьями Жаном Камбиаиром и Бертраном Марти, иерархии Церкви Ажене, с епископом Тенто и Старшим Сыном Вигоро де ля Боконь, а потом и иерархии Церкви Разес, с епископом Раймоном Агуйе, находясь словно вне мира или, скорее, над ним.

1232 год. Старшие из четырех девочек уже стали подростками. Филиппа и Арпей со своей матерью Корбой ходили навещать бабушку Маркезию в ее дом, слушать проповеди Гвиберта де Кастра в большой зале замка или в доме Добрых Людей. Когда католические французские порядки распространились в низине вплоть до Мирпуа и Лавеланет, родственники и друзья вновь начали собираться в убежище Монсегюра. Другие молодые девушки, кузины, другие юноши, молодые рыцари, оруженосцы, жили отныне в этой укрепленной деревне, которая увеличивалась и заполнялась народом. Брат Раймона де Перейля, Арнод Роже де Мирпуа, тоже поселился здесь со своей женой Сесилией де Монсервер, матерью которой была Совершенная, и дочерью Брайдой. Здесь поселилась и его сестра Азалаис, бывшая Совершенная 1204 года, а теперь вдова рыцаря Альзю де Массабрак, умершего, получив утешение, с сыновьями Альзю и Отом и дочерью Фей; его шурин Бернар дю Конгост, вдовец по Альпей де Перейль, с сыном Гайлардом и дочерью Бланшей, племянником Бертраном и двумя племянницами Совершенными – Авой и Сайссей; его кузен Берегнер де Лавеланет с женой Гильельмой, которая вскоре станет Совершенной, дочерьми Бернардой и Ломбардой и совсем маленьким сыном Арнодом Оливье… Только один знатный клан castrum Монсегюр представлял собой около сорока обитателей деревни.

Но Монсегюр отныне стал прежде всего последним форпостом еретической Церкви, не говоря уже о том, что он превратился в практически главную базу, куда приходили и откуда бесконечно отправлялись Совершенные мужчины и женщины, уходя и возвращаясь из кажущихся невыполнимыми проповеднических миссий; местом, куда верные отправлялись в паломничество к истокам своей веры, к общинам, которые все еще жили мирно. А для больных, которые желали достичь счастливого конца на руках Добрых Людей, это было единственное место, куда их могли препроводить и оставить; все знали, что Монсегюр является этим последним и окончательным местом, и поэтому необходимо было защищать его всеми способами. К этому были готовы рыцари-фаидиты со своими экюйе – Жордан дю Ма, внук Совершенной Гарсенды, Гийом де Лаилль, сын Совершенной Франчески и брат Совершенной Бруны, а также несколько их товарищей, которые решили присоединиться к рыцарям семьи Перейль-Мирпуа; сюда же можно причислить вооруженных солдат, составлявших худо-бедно около пятидесяти человек, которые тоже начали поселяться в этой деревне с женами, детьми или возлюбленными. И, наконец, Раймон де Перейль предложил половину сеньоральных прав на Монсегюр вместе с рукой своей дочери Филиппы своему кузену Пьеру Роже де Мирпуа, весьма опытному воину, который очень эффективно взял в руки военное командование местностью.

Две старшие монсегюрские девочки вышли замуж одна за другой. Первой была Филиппа, которая, несомненно, являлась самой старшей. Будучи совсем юной, она стала Дамой Монсегюра в еще большей степени, чем ее мать Корба де Перейль, поскольку, будучи дочерью одного из двух совладельцев этой местности, она сделалась к тому же супругой второго совладельца. На момент заключения брака, то есть около 1234 года, ей могло быть между четырнадцатью и шестнадцатью годами, возможно даже, и меньше. Сам же Пьер Роже де Мирпуа был мужчиной в самом расцвете сил, а, возможно, ему уже перевалило за сорок. Он был вдовцом и отцом дочери по имени Маркезия, которая определенно была старше его юной жены, и сама была супругой Раймона де Ниорта. Разумеется, это был брак по расчету, о подробностях которого мы ничего не знаем, за исключением того, что через несколько лет у них родился ребенок, маленький Эскью. Сестра Филиппы, Арпейс де Перейль, тоже вышла замуж в 1236 году, но за молодого рыцаря, которого, скорее всего, она выбрала сама, Жирода де Рабат, ставшего одним из защитников этих мест. Но мы ничего не знаем об их детях.

Две молодые женщины, Филиппа де Мирпуа и Арпейс де Рабат, продолжали искринне и благочестиво навещать свою бабушку Маркезию Унод де Ланта и другие общины Совершенных женщин, слушать проповеди Гвиберта де Кастра или Бертрана Марти в домах Церкви, в сопровождении своих служанок и в обществе матери Корбы де Перейль, младших сестер Эксклармонды и Брайды, кузин Ломбарды де Лавеланет, Фей де Плаинь и Брайды де Мирпуа, а также их теть Азалаис де Массабрак и Сесилии де Мирпуа. На религиозных собраниях присутствовали также жены и возлюбленные солдат, двое бальи совладельцев с супругами, личный врач Пьера Роже, кормилица маленького Эскью и сами солдаты, сержанты, рыцари и экюйе. Странная деревня, остров и укрепленное место, где вся жизнь шла в ритме жизни Добрых Христиан, и эта жизнь была ее единственным смыслом.

Странный castrum, половина населения которого состояла из монашеских общин, а другая половина из солдат, знати и прислуги, с их семьями. Разумеется, семьями в самом широком смысле этого слова. Речь идет о разветвленном сеньоральном клане для рыцарей и семьях в более узком смысле в случае простых сержантов. Никаких крестьян. Известняковая и вертикальная пеш Монсегюр исключала всякую попытку ее возделывания. Снабжение этой местности провизией всегда зависело от низины. Однако, там было некоторое количество ремесленников, но все они были монахами. Совершенные, мужчины и женщины, живя в своих домах в Монсегюре, постоянно занимались трудом на благо общественной жизни. Они ткали, кроили, шили и вообще производили всякие полезные вещи для повседневной жизни. Пекарней заведовала Совершенная; мельником был Совершенный.

Странный castrum, где по крайней мере в течение полувека не было ни одного католического монаха или верующего, где каждый житель неизбежно и необходимо был ревностным верующим или членом катарской Церкви. Сами солдаты, эти пятьдесят безумцев небольшого гарнизона, так долго бросавшие вызов огромной армии французского сенешаля, фаидиты, военные по профессии или по случаю, завербованные Пьером Роже де Мирпуа, все до одного были убежденными добровольцами, настоящими воинами, прекрасно знающими, за что они сражаются, и на службу к кому они поступили.

---

[1] Место уже исчезнувшее, расположенное, возможно, поблизости современной деревни Бене.

[2] Все эти подробности известны нам из показаний Гийома де Буана и Бернара де Жуку, сержантов гарнизона Монсегюра, в 24 томе Doat, f. 74 b-75 а и 22 томе Doat, f. 269 ab.

[3] Domicilium et caput. Выражение употреблено Беренгером де Лавеланет в 24 томе Doat, f. 43 b-44 а.