Анн Бренон. Монсегюр. Часть 5
Jun. 15th, 2008 01:13 pm![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
credentesПреисподняя, созданная людьми
16 марта 1244 года, в среду, в ужасном пламени костра Монсегюра загорелись человеческие факелы.
Потому что нельзя безнаказанно сопротивляться сразу двум силам мира сего, папе и королю. Вот почему колебался Раймонд де Перейль, сын Доброй Женщины, в тот осенний день 1232 года, когда Гвиберт де Кастр, епископ Христиан Тулузэ, попросил его принять Церковь в castrum Монсегюр. Надежды фаидитов и верующих были всего лишь иллюзиями. И такой же иллюзорной была защита, обещанная графом Тулузским, его попытки взбунтоваться, его политические заговоры, его эфемерные союзы, его хрупкие коалиции.
Королевский сенешаль и епископы Римской Церкви подняли и возглавили крестовый поход против Монсегюра, но никогда, несмотря на все свои обещания и уверения, граф Тулузский не был способен придти на помощь осажденным со своей армией. 1 марта Пьер-Роже де Мирпуа выговорил последнее пятнадцатидневное перемирие. И две недели, пока оно длилось, люди смотрели на горизонт с безумной надеждой, что они увидят, как среди холмов появляется серебристая змея подмоги, пришедшей в последний час, как будут развеваться красные и золотые штандарты Тулузы или орифламма императора Фридриха. Но Добрые Люди вряд ли уже на что-то надеялись. Они мудро использовали отпущенное им время, чтобы проститься с близкими и раздать все, что они еще имели в этом мире.
Сокровища Церкви, то есть ее денежные резервы - золото, серебро и монеты в огромном количестве, как говорится в свидетельствах - были эвакуированы отсюда еще в Рождество 1243 года и увезены в Италию, в распоряжение сестринской Церкви Кремоны, четырьмя опытными Добрыми Людьми, которые, несмотря на огромную опасность, смогли пробиться через кольцо осады. Ведь нужно было, чтобы у братьев в Ломбардии была возможность сопротивляться, возможность выжить, обеспечить подпольную жизнь и сохранить еще в этом мире надежду и Слово Божье. Двести Добрых Мужчин и Добрых Женщин, монахи и монахини общин Монсегюра, готовились к смерти вместе со своими епископами, Бертраном Марти, епископом Тулузским, и Раймондом Агульером, епископом Разес и Терменез, своими диаконами и приориссами. И более двадцати добрых верующих решили присоединиться к ним в последний час, хотя Пьер-Роже де Мирпуа смог договориться о сохранении жизни и свободы для всех светских жителей Монсегюра в обмен на простое свидетельствование перед трибуналом Инквизиции, заседавшем в одной из палаток крестоносцев.
16 марта 1244 года. Более двухсот еретиков были приведены в место, огражденное частоколом из кольев и бревен, и там зажгли огонь. И они прошли прямо из пламени костра в пламя адское. По крайней мере, так описывает сцену костра Монсегюра хронист Гийом де Пюилоран. А что бы сказали об этом резюме сами Добрые Мужчины и Добрые Женщины, жертвы ужасов мира сего? Ведь они все еще могут говорить с нами, из своих писаний и теологических размышлений, из дошедших до нас трактатов и ритуалов, из памяти об их проповедях, сохранившихся в реестрах Инквизиции, и говорить достаточно громким голосом.
В их понимании христианства вечный ад был чем-то абсолютно нехристианским. Это варварская идея, изобретенная людьми власти, людьми злобной Церкви, чтобы удержать в послушании других людей. И какую же честь оказывают они дьяволу, давая ему возможность иметь свое царствие наравне с Богом, возможность вечной власти над божественными душами!
И еще проповедовали Добрые Люди: идолопоклонники Церкви Римской не понимают, что Бог есть Бог, что Он - Один, что Он есть Бытие, и именно поэтому Он милосерден; бытие и добро, бытие и любовь - нераздельны, и только бытие, только любовь могут быть вечными; только милосердие может быть сущностью божественности, только этому Единому принадлежит Царствие, Сила и Слава во веки веков. Идолопоклонники Церкви Римской богохульствуют, говоря, что власть дьявола так же вечна, как у Бога, раз души Божьи попадают в его ад на вечное проклятие и осуждение. Разве не они в таком случае верят в двух богов, они, которые не стыдятся называть Добрых Христиан еретиками-дуалистами, на том основании, что Добрые Христиане отказываются признавать, будто Бог создал зло? Разве не они, идолопоклонники, разделяют вечность между адом и раем, между Богом и дьяволом?
И еще проповедовали Добрые Люди: идолопоклонники Церкви Римской не понимают, что Послание Христово, носящее красивое имя Евангелие, означающее Благую Весть, освобождает людей от угрозы вечного проклятия, возвращает людям истинное лицо Бога - лицо их Отца. В конце времен все души Божьи будут спасены, все они достигнут своей вечной небесной родины; и тогда этот мир, князем которого есть сатана, этот временный земной ад, опустошенный без божественного бытия, также придет к концу, вернется к своему небытию. Ад, чистилище - это всего лишь кнут, которым римские клирики угрожают бедным суеверным людям, одновременно держа у них под носом пряник в виде дорогостоящих индульгенций, воскурений ладана и сияния золотых дарохранительниц.
Ад - это всего лишь временный хаос в этом бесконечно раздираемом мире, где Зло имеет всю власть, и где оно поставило на человеческой воле свою печать Зверя - стремление к суете, несправедливости и насилию. Знаете ли вы, проповедовали Добрые Люди с Евангелием в руке, что Христос сказал, что Царство Его Отца не от мира сего? Знаете ли вы, что Бог создал вас благими по Своему образу и подобию? И что только зло заставило вас жить в этом кошмаре. Что этот мир всего лишь иллюзия зла, и ад это всего лишь иллюзия зла. Знаете ли вы, что все вы благие по природе, и потому ваша истинная свобода неминуемо приведет вас к осознанию и выбору дороги Справедливости и Правды. Что Бог оставит злу все это эфемерное время, страдания, тлен, пытки и огонь вечный. В Его вечности только милосердие и радость будут окружать всех вас.
Добрые Христиане говорили верующим, что они должны быть устремлены к Добру. Добрые Христиане были именно теми людьми, кто не только услышал и понял Благую Весть, но и пытался жить по заповедям Христовым, не причиняя зла. Сопротивляясь сильным мира сего, но, не имея ни возможности, ни желания применять оружие мира сего, надеялись ли они на то, что смогут выжить и дожить до того времени, когда каждому человеку станет доступно обратиться к Богу с молитвой Отче Наш и просить от избавления от зла? Жертвы костра Монсегюра и их друзья, согласно логике их веры, не сомневались в том, что послание спасения Христового будет услышано людьми, несмотря на все гонения зла. Что это послание должно быть слышимо в этом мире, иначе окажется, что Христос приходил напрасно, что Бог потерпел поражение, а Его желание вернуть погибшие души миссией Своего Сына пропало всуе. Это означало бы, что послание угасло.
Добрый Человек Пьер Отье, проповедовавший в этом краю между Сабартес и нижним Кверси через пятьдесят лет после падения Монсегюра, говорил Добрым верующим в 1305 году то же, что говорил Добрым верующим и Гвиберт де Кастр в 1205 или 1235 году: есть две Церкви. Одна - гонима, но прощает, и это апостольская Церковь, Церковь Добрых Христиан, не совершающая ни зла, ни насилия; другая же владеет и сдирает шкуру, и это - злобная Церковь Римская. Она претендует на то, что охраняет отару овец Христовых, а сама пожирает их подобно волку, и ее боятся князья и бароны.
10 апреля 1310 года Пьер Отье, выслушав приговор, вынесенный инквизитором Бернардом Ги, был сожжен перед кафедральным собором Сен-Этьен в Тулузе. Свидетели говорят о том, что, поднимаясь на костер, он сказал, что если бы ему дали возможность еще раз проповедовать перед толпой, то она вся обратилась бы в его веру. Но ему не дали такой возможности.
Если мы посмотрим на все это с точки зрения оставшихся Добрых верующих, лишенных своих пастырей, отобранных у них преследованиями и огнем, то можем представить себе, каково было им видеть, как власть проповедовать Евангелие и совершать духовное крещение Иисуса Христа, таинство, смывающее грехи и спасающее души, исчезло в этом мире вместе с физическим уничтожением последнего Доброго Христианина. Им был Гийом Белибаст, казненный архиепископом Нарбонны в Виллеруж-Терменез в 1321 году, или кто-нибудь после него, имени которого история не сохранила. И потому абсолютно неприемлемо, когда кто-либо в ХХ веке претендует на происхождение по прямой линии от Добрых Людей, объявляя себя их духовными наследниками. Те, кто делает это здесь и сейчас, все эти секты или отдельные лица, на самом деле не несут в себе ничего другого, кроме прикрытия каких-то коммерческих или политических интересов.
Катарская деревня простиралась до восточного хребта. Ядра военной машины долетали до ее домов.
16 марта 1244 года.
Двести двадцать Добрых Христиан и Христианок были сожжены у подножия горы.
Нам прекрасно известно, в каком отчаянии умирали Добрые верующие XIV века, какой невыносимый ужас обуревал их, когда они понимали, что с пеплом последнего Доброго Христианина исчезла евангельская традиция, которой их Церковь - по крайней мере, они в это верили - придерживалась со времен апостолов; что голос Добра умолк в этом мире. Каленым железом была перерезана нить, которая с помощью крещения Духом во имя Христа давала каждому Доброму Мужчине и каждой Доброй Женщине власть отпускать грехи и спасать души, власть связывать и развязывать, которую апостолы получили от самого Христа в день Пятидесятницы через дуновение Духа Святого. После костра Белибаста, вера, возможно, еще жила в сердцах некоторых верных, но сама Церковь, хранилище Евангелия и таинства, была мертва.
Ни одна секта с претензиями на инициацию не может сегодня заявлять о том, что она сохранила апостольскую традицию Добрых Людей, уничтоженных в Средние века. По двум очень простым причинам. Прежде всего, так называемая катарская Церковь не имела призвания быть тайным обществом посвященных, хранящим мистические или интеллектуальные откровения для нескольких избранных, а настоящей универсальной религией христианского спасения, призывающей всех людей к покаянию через проповедь Нового Завета и таинство Крещения. И если бы чудом какой-нибудь Добрый Христианин из окружения Пьера Отье, например, Пьер Санс или Понс Бэйль, укрылся бы в убежище в Гаскони или Арагоне, организовав там тайную общину Церкви, при первой же благоприятной возможности эта община вышла бы из подполья, чтобы и дальше исполнять свою миссию открытой евангелизации. Но так не случилось ни во время расцвета Реформации, ни во время Французской Революции. Мы не прослеживаем в истории ни одной подобной попытки. Никакого воскрешения. Источник иссяк.
Кроме того, есть еще одна причина, вызывающая у нас улыбку при виде всех этих сектантских претензий. Вышеуказанные секты объединяет одно общее правило - они на самом деле не знают о том, чем была апостольская традиция Добрых Христиан, уничтоженных в Средние века. Они часто даже не знают о ее существовании. Они вообще не знают, чем на самом деле было так называемое катарское христианство, начиная с его простого христианского характера. Наиболее эрудированные любят порассуждать о зороастризме и манихействе, щедро сдобренных пифагорейскими ингредиентами с примесью алхимической соли. А особо вредные - это последователи разнообразных околонацистских течений, которые вечно носятся с экземплярами «Крестового похода против Грааля» и «Трона Люцифера». Эти книги были написаны Отто Раном, офицером сначала СА, а потом СС, и переполнены фантасмагориями о языческих и друидических (то есть арийских) практиках и науках катаров, павших жертвами иудео-христианской Инквизиции.
Поэтические увлечения, захватившие умы относительно катаров вообще и Монсегюра в частности, не дали таких экстремистских результатов. Возможно, это было следствием здоровой реакции любого гуманистического общества, настроенного на симпатии в пользу поверженных Историей, этих жертв несправедливости и нетолерантности, защищавших свою веру не силой оружия, а ненасилием. Симпатии в пользу жертв, которых сильные мира сего в то время (впрочем, как и сегодня), не стеснялись осуждать и казнить.
Ну, остается еще и коммерческий сектор, как говорится, «экономический», который управляет миром, где мы все живем, здесь и сейчас, который имеет власть над человеком и его жизнью, над его сознанием, интеллектом, над его душой, если верить, что она существует, и в любом случае царит в его сердце. Этот сектор тоже предстает перед нами словно какое-то божество со своей биржевой литургией, божество, которого катарские Христиане безошибочно идентифицировали бы с князем мира сего. Этот сектор создал нашу идеологию культурного супермаркета, где фантазмы лучше продаются, чем реальность, и лучше пополняют банковский счет. Катары, Добрые Христиане, с их евангельской требовательностью, правилами монашеской жизни, схоластической логикой, будут стоить намного меньше, и будут иметь меньше спроса для коммерции и масс-медиа, чем возбуждающие и слегка безумные завихрения нашего времени, ставшие уже своеобразной традицией конца столетия - Эксклармонда Наполеона Пейра; Монсальват Вагнера, переписанные и поправленные Пеладаном и Геузи; пятиугольники Антонина Гадаля, свинцовые голубки, изумрудные Граали, прокладывающие дорогу для Нью Эйдж… Нелегко выжить только на «продукции» Добрых Людей… Нелегко их выгодно продать.
Но зато гораздо легче заморочить головы толпам и усыпить всякий критический смысл историями о спрятанных сокровищах и таинственных инициациях. Легко сфальсифицировать свидетельства выживших в Монсегюре, превратив, например, денежные резервы катарской Церкви в некие «таинственные объекты», которыми могут оказаться святой Грааль или неизвестные труды Платона. Легко внушить это тем, кто не знает, что Добрым Людям совершенно не нужна была кровь Христова, потому что большинство из них не верило в Его человеческую природу. И вряд ли у них были неизданные книги Платона и Пифагора, потому что, будучи хорошими средневековыми учеными, рационалистами образца XIII века, они больше интересовались Аристотелем и его «Логикой»! Как легко фабриковать пляжное чтиво, где герой или героиня являются реинкарнацией кого-то из известных исторических лиц! Как легко наживаться на горе и отчаянии людей, продавая рецепты чудес «патентованной радостной катарской смерти»!
Таким образом, друзья мои, как говорил последний из Добрых Людей, тоже павший жертвой специалистов от медийного имиджа, будем хранить бдительность. Конечно же, все худшее с ними, Добрыми Христианами и Добрыми Христианками, уже случилось. Чего же нам еще бояться? Средневековое западноевропейское общество объявило их еретиками, манихейцами и арианами, виновными в преступлении оскорбления божественного величества. Оно исключило их из своей среды, оно устремило на них преследования и гонения, оно их физически уничтожило, развеяло по ветру их пепел, да еще и вываляло в грязи их память, превратив принадлежность к ним во что-то мерзкое и постыдное. И многие столетия, следуя этому образцу, доминирующая идеология все так же глядела на них сквозь какую-то полицейскую призму, искажая даже то немногое, что от них осталось, и пытаясь внушить будущим поколениям уверенность в том, что они были всего лишь манихейцами, занозой в теле средневекового христианства, каким-то нарывом или раковой опухолью, которая привела бы человечество к вырождению. Ведь они так ненавидели человеческую природу, и только хитростью и демагогией использовали склонность окситанских феодалов к вялости и распущенности. И что хотя, конечно, в итоге с ними поступили несколько несправедливо и жестоко, но тех, кто заставил их исчезнуть, оправдывают многие смягчающие обстоятельства. И еще находятся такие, кто использует их имя для оправдания самых худших вещей и обоснования всех этих фантазий. Что может быть хуже?
В наши дни, когда продается все, что только можно продать, когда в чести новое Каноническое Право, называемое законами рынка, пришла очередь и катаризма. И чтобы лучше его продать, используют то оскорбительное название, которое дали Добрым Людям их противники, сильные мира сего, чтобы навесить на них ярлык еретиков: и теперь мы видим «катарский» сыр, или кемпинг «Катар» и прочие подобные вещи. Конечно, это не так уж трагично. Сегодня наше общество убивает других живущих. Что же могут значить попытки сохранить память о наших средневековых еретиках в этом великом, нескончаемом театре ужасов? Одну очень простую, но важную вещь - отблеск жизни, эхо слов тех, кто делает нас более человечными, потому что нет выше человеческого достоинства, чем то, что отказывается использовать средства зла, даже если бы все началось снова. Каждый из нас, кто иногда, сам не понимая почему, пытается следовать дорогой в Монсегюр, несмотря на все свои важные дела и заботы, из уважения к ним, Добрым Христианам, должен быть бдителен. Потому что только мы остались единственными хранителями их еретической памяти.
Виллеруж-Терменез.
14 февраля 1994 года
Сокровища Церкви, то есть ее денежные резервы - золото, серебро и монеты в огромном количестве, как говорится в свидетельствах - были эвакуированы отсюда еще в Рождество 1243 года и увезены в Италию, в распоряжение сестринской Церкви Кремоны, четырьмя опытными Добрыми Людьми, которые, несмотря на огромную опасность, смогли пробиться через кольцо осады. Ведь нужно было, чтобы у братьев в Ломбардии была возможность сопротивляться, возможность выжить, обеспечить подпольную жизнь и сохранить еще в этом мире надежду и Слово Божье. Двести Добрых Мужчин и Добрых Женщин, монахи и монахини общин Монсегюра, готовились к смерти вместе со своими епископами, Бертраном Марти, епископом Тулузским, и Раймондом Агульером, епископом Разес и Терменез, своими диаконами и приориссами. И более двадцати добрых верующих решили присоединиться к ним в последний час, хотя Пьер-Роже де Мирпуа смог договориться о сохранении жизни и свободы для всех светских жителей Монсегюра в обмен на простое свидетельствование перед трибуналом Инквизиции, заседавшем в одной из палаток крестоносцев.
16 марта 1244 года. Более двухсот еретиков были приведены в место, огражденное частоколом из кольев и бревен, и там зажгли огонь. И они прошли прямо из пламени костра в пламя адское. По крайней мере, так описывает сцену костра Монсегюра хронист Гийом де Пюилоран. А что бы сказали об этом резюме сами Добрые Мужчины и Добрые Женщины, жертвы ужасов мира сего? Ведь они все еще могут говорить с нами, из своих писаний и теологических размышлений, из дошедших до нас трактатов и ритуалов, из памяти об их проповедях, сохранившихся в реестрах Инквизиции, и говорить достаточно громким голосом.
В их понимании христианства вечный ад был чем-то абсолютно нехристианским. Это варварская идея, изобретенная людьми власти, людьми злобной Церкви, чтобы удержать в послушании других людей. И какую же честь оказывают они дьяволу, давая ему возможность иметь свое царствие наравне с Богом, возможность вечной власти над божественными душами!
И еще проповедовали Добрые Люди: идолопоклонники Церкви Римской не понимают, что Бог есть Бог, что Он - Один, что Он есть Бытие, и именно поэтому Он милосерден; бытие и добро, бытие и любовь - нераздельны, и только бытие, только любовь могут быть вечными; только милосердие может быть сущностью божественности, только этому Единому принадлежит Царствие, Сила и Слава во веки веков. Идолопоклонники Церкви Римской богохульствуют, говоря, что власть дьявола так же вечна, как у Бога, раз души Божьи попадают в его ад на вечное проклятие и осуждение. Разве не они в таком случае верят в двух богов, они, которые не стыдятся называть Добрых Христиан еретиками-дуалистами, на том основании, что Добрые Христиане отказываются признавать, будто Бог создал зло? Разве не они, идолопоклонники, разделяют вечность между адом и раем, между Богом и дьяволом?
И еще проповедовали Добрые Люди: идолопоклонники Церкви Римской не понимают, что Послание Христово, носящее красивое имя Евангелие, означающее Благую Весть, освобождает людей от угрозы вечного проклятия, возвращает людям истинное лицо Бога - лицо их Отца. В конце времен все души Божьи будут спасены, все они достигнут своей вечной небесной родины; и тогда этот мир, князем которого есть сатана, этот временный земной ад, опустошенный без божественного бытия, также придет к концу, вернется к своему небытию. Ад, чистилище - это всего лишь кнут, которым римские клирики угрожают бедным суеверным людям, одновременно держа у них под носом пряник в виде дорогостоящих индульгенций, воскурений ладана и сияния золотых дарохранительниц.
Ад - это всего лишь временный хаос в этом бесконечно раздираемом мире, где Зло имеет всю власть, и где оно поставило на человеческой воле свою печать Зверя - стремление к суете, несправедливости и насилию. Знаете ли вы, проповедовали Добрые Люди с Евангелием в руке, что Христос сказал, что Царство Его Отца не от мира сего? Знаете ли вы, что Бог создал вас благими по Своему образу и подобию? И что только зло заставило вас жить в этом кошмаре. Что этот мир всего лишь иллюзия зла, и ад это всего лишь иллюзия зла. Знаете ли вы, что все вы благие по природе, и потому ваша истинная свобода неминуемо приведет вас к осознанию и выбору дороги Справедливости и Правды. Что Бог оставит злу все это эфемерное время, страдания, тлен, пытки и огонь вечный. В Его вечности только милосердие и радость будут окружать всех вас.
Добрые Христиане говорили верующим, что они должны быть устремлены к Добру. Добрые Христиане были именно теми людьми, кто не только услышал и понял Благую Весть, но и пытался жить по заповедям Христовым, не причиняя зла. Сопротивляясь сильным мира сего, но, не имея ни возможности, ни желания применять оружие мира сего, надеялись ли они на то, что смогут выжить и дожить до того времени, когда каждому человеку станет доступно обратиться к Богу с молитвой Отче Наш и просить от избавления от зла? Жертвы костра Монсегюра и их друзья, согласно логике их веры, не сомневались в том, что послание спасения Христового будет услышано людьми, несмотря на все гонения зла. Что это послание должно быть слышимо в этом мире, иначе окажется, что Христос приходил напрасно, что Бог потерпел поражение, а Его желание вернуть погибшие души миссией Своего Сына пропало всуе. Это означало бы, что послание угасло.
Добрый Человек Пьер Отье, проповедовавший в этом краю между Сабартес и нижним Кверси через пятьдесят лет после падения Монсегюра, говорил Добрым верующим в 1305 году то же, что говорил Добрым верующим и Гвиберт де Кастр в 1205 или 1235 году: есть две Церкви. Одна - гонима, но прощает, и это апостольская Церковь, Церковь Добрых Христиан, не совершающая ни зла, ни насилия; другая же владеет и сдирает шкуру, и это - злобная Церковь Римская. Она претендует на то, что охраняет отару овец Христовых, а сама пожирает их подобно волку, и ее боятся князья и бароны.
10 апреля 1310 года Пьер Отье, выслушав приговор, вынесенный инквизитором Бернардом Ги, был сожжен перед кафедральным собором Сен-Этьен в Тулузе. Свидетели говорят о том, что, поднимаясь на костер, он сказал, что если бы ему дали возможность еще раз проповедовать перед толпой, то она вся обратилась бы в его веру. Но ему не дали такой возможности.
Если мы посмотрим на все это с точки зрения оставшихся Добрых верующих, лишенных своих пастырей, отобранных у них преследованиями и огнем, то можем представить себе, каково было им видеть, как власть проповедовать Евангелие и совершать духовное крещение Иисуса Христа, таинство, смывающее грехи и спасающее души, исчезло в этом мире вместе с физическим уничтожением последнего Доброго Христианина. Им был Гийом Белибаст, казненный архиепископом Нарбонны в Виллеруж-Терменез в 1321 году, или кто-нибудь после него, имени которого история не сохранила. И потому абсолютно неприемлемо, когда кто-либо в ХХ веке претендует на происхождение по прямой линии от Добрых Людей, объявляя себя их духовными наследниками. Те, кто делает это здесь и сейчас, все эти секты или отдельные лица, на самом деле не несут в себе ничего другого, кроме прикрытия каких-то коммерческих или политических интересов.
Катарская деревня простиралась до восточного хребта. Ядра военной машины долетали до ее домов.
16 марта 1244 года.
Двести двадцать Добрых Христиан и Христианок были сожжены у подножия горы.
Нам прекрасно известно, в каком отчаянии умирали Добрые верующие XIV века, какой невыносимый ужас обуревал их, когда они понимали, что с пеплом последнего Доброго Христианина исчезла евангельская традиция, которой их Церковь - по крайней мере, они в это верили - придерживалась со времен апостолов; что голос Добра умолк в этом мире. Каленым железом была перерезана нить, которая с помощью крещения Духом во имя Христа давала каждому Доброму Мужчине и каждой Доброй Женщине власть отпускать грехи и спасать души, власть связывать и развязывать, которую апостолы получили от самого Христа в день Пятидесятницы через дуновение Духа Святого. После костра Белибаста, вера, возможно, еще жила в сердцах некоторых верных, но сама Церковь, хранилище Евангелия и таинства, была мертва.
Ни одна секта с претензиями на инициацию не может сегодня заявлять о том, что она сохранила апостольскую традицию Добрых Людей, уничтоженных в Средние века. По двум очень простым причинам. Прежде всего, так называемая катарская Церковь не имела призвания быть тайным обществом посвященных, хранящим мистические или интеллектуальные откровения для нескольких избранных, а настоящей универсальной религией христианского спасения, призывающей всех людей к покаянию через проповедь Нового Завета и таинство Крещения. И если бы чудом какой-нибудь Добрый Христианин из окружения Пьера Отье, например, Пьер Санс или Понс Бэйль, укрылся бы в убежище в Гаскони или Арагоне, организовав там тайную общину Церкви, при первой же благоприятной возможности эта община вышла бы из подполья, чтобы и дальше исполнять свою миссию открытой евангелизации. Но так не случилось ни во время расцвета Реформации, ни во время Французской Революции. Мы не прослеживаем в истории ни одной подобной попытки. Никакого воскрешения. Источник иссяк.
Кроме того, есть еще одна причина, вызывающая у нас улыбку при виде всех этих сектантских претензий. Вышеуказанные секты объединяет одно общее правило - они на самом деле не знают о том, чем была апостольская традиция Добрых Христиан, уничтоженных в Средние века. Они часто даже не знают о ее существовании. Они вообще не знают, чем на самом деле было так называемое катарское христианство, начиная с его простого христианского характера. Наиболее эрудированные любят порассуждать о зороастризме и манихействе, щедро сдобренных пифагорейскими ингредиентами с примесью алхимической соли. А особо вредные - это последователи разнообразных околонацистских течений, которые вечно носятся с экземплярами «Крестового похода против Грааля» и «Трона Люцифера». Эти книги были написаны Отто Раном, офицером сначала СА, а потом СС, и переполнены фантасмагориями о языческих и друидических (то есть арийских) практиках и науках катаров, павших жертвами иудео-христианской Инквизиции.
Поэтические увлечения, захватившие умы относительно катаров вообще и Монсегюра в частности, не дали таких экстремистских результатов. Возможно, это было следствием здоровой реакции любого гуманистического общества, настроенного на симпатии в пользу поверженных Историей, этих жертв несправедливости и нетолерантности, защищавших свою веру не силой оружия, а ненасилием. Симпатии в пользу жертв, которых сильные мира сего в то время (впрочем, как и сегодня), не стеснялись осуждать и казнить.
Ну, остается еще и коммерческий сектор, как говорится, «экономический», который управляет миром, где мы все живем, здесь и сейчас, который имеет власть над человеком и его жизнью, над его сознанием, интеллектом, над его душой, если верить, что она существует, и в любом случае царит в его сердце. Этот сектор тоже предстает перед нами словно какое-то божество со своей биржевой литургией, божество, которого катарские Христиане безошибочно идентифицировали бы с князем мира сего. Этот сектор создал нашу идеологию культурного супермаркета, где фантазмы лучше продаются, чем реальность, и лучше пополняют банковский счет. Катары, Добрые Христиане, с их евангельской требовательностью, правилами монашеской жизни, схоластической логикой, будут стоить намного меньше, и будут иметь меньше спроса для коммерции и масс-медиа, чем возбуждающие и слегка безумные завихрения нашего времени, ставшие уже своеобразной традицией конца столетия - Эксклармонда Наполеона Пейра; Монсальват Вагнера, переписанные и поправленные Пеладаном и Геузи; пятиугольники Антонина Гадаля, свинцовые голубки, изумрудные Граали, прокладывающие дорогу для Нью Эйдж… Нелегко выжить только на «продукции» Добрых Людей… Нелегко их выгодно продать.
Но зато гораздо легче заморочить головы толпам и усыпить всякий критический смысл историями о спрятанных сокровищах и таинственных инициациях. Легко сфальсифицировать свидетельства выживших в Монсегюре, превратив, например, денежные резервы катарской Церкви в некие «таинственные объекты», которыми могут оказаться святой Грааль или неизвестные труды Платона. Легко внушить это тем, кто не знает, что Добрым Людям совершенно не нужна была кровь Христова, потому что большинство из них не верило в Его человеческую природу. И вряд ли у них были неизданные книги Платона и Пифагора, потому что, будучи хорошими средневековыми учеными, рационалистами образца XIII века, они больше интересовались Аристотелем и его «Логикой»! Как легко фабриковать пляжное чтиво, где герой или героиня являются реинкарнацией кого-то из известных исторических лиц! Как легко наживаться на горе и отчаянии людей, продавая рецепты чудес «патентованной радостной катарской смерти»!
Таким образом, друзья мои, как говорил последний из Добрых Людей, тоже павший жертвой специалистов от медийного имиджа, будем хранить бдительность. Конечно же, все худшее с ними, Добрыми Христианами и Добрыми Христианками, уже случилось. Чего же нам еще бояться? Средневековое западноевропейское общество объявило их еретиками, манихейцами и арианами, виновными в преступлении оскорбления божественного величества. Оно исключило их из своей среды, оно устремило на них преследования и гонения, оно их физически уничтожило, развеяло по ветру их пепел, да еще и вываляло в грязи их память, превратив принадлежность к ним во что-то мерзкое и постыдное. И многие столетия, следуя этому образцу, доминирующая идеология все так же глядела на них сквозь какую-то полицейскую призму, искажая даже то немногое, что от них осталось, и пытаясь внушить будущим поколениям уверенность в том, что они были всего лишь манихейцами, занозой в теле средневекового христианства, каким-то нарывом или раковой опухолью, которая привела бы человечество к вырождению. Ведь они так ненавидели человеческую природу, и только хитростью и демагогией использовали склонность окситанских феодалов к вялости и распущенности. И что хотя, конечно, в итоге с ними поступили несколько несправедливо и жестоко, но тех, кто заставил их исчезнуть, оправдывают многие смягчающие обстоятельства. И еще находятся такие, кто использует их имя для оправдания самых худших вещей и обоснования всех этих фантазий. Что может быть хуже?
В наши дни, когда продается все, что только можно продать, когда в чести новое Каноническое Право, называемое законами рынка, пришла очередь и катаризма. И чтобы лучше его продать, используют то оскорбительное название, которое дали Добрым Людям их противники, сильные мира сего, чтобы навесить на них ярлык еретиков: и теперь мы видим «катарский» сыр, или кемпинг «Катар» и прочие подобные вещи. Конечно, это не так уж трагично. Сегодня наше общество убивает других живущих. Что же могут значить попытки сохранить память о наших средневековых еретиках в этом великом, нескончаемом театре ужасов? Одну очень простую, но важную вещь - отблеск жизни, эхо слов тех, кто делает нас более человечными, потому что нет выше человеческого достоинства, чем то, что отказывается использовать средства зла, даже если бы все началось снова. Каждый из нас, кто иногда, сам не понимая почему, пытается следовать дорогой в Монсегюр, несмотря на все свои важные дела и заботы, из уважения к ним, Добрым Христианам, должен быть бдителен. Потому что только мы остались единственными хранителями их еретической памяти.
Виллеруж-Терменез.
14 февраля 1994 года
![[community profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/community.png){kind=small}