Мишель Рокбер: ответ Мак-Грегори Пеггу, на статью в журнале L’Histoire”

[credentes]

 

Мишель Рокбер: ответ Мак-Грегори Пеггу, на статью в журнале L’Histoire” (отрывки)

"Резюмируем.

Грегори Пегг :

“Обширные территории, расположенные между Гаронной и Роной, известны также под названием Provincia ( «Прованс», в написании правилнее “Province” ,  а не “Provence”, по отношению к бывшей церковной провинции Нарбонна), представляли собой нечто совершенно отличное от земель Севера Франции, как с точки зрения способа землевладения, так и места женщин в обществе, способов ведения войны или достояния Церкви, трудного положения мелкой знати, а еще ценностей, социальных кодов и искусства жизни. И эти различия в своей совокупности, в то время, когда происходил процесс культурной и религиозной унификации латинского христианства, были восприняты Папами после 1145 года как протест и ересь.” (L’Histoire”, n° 430, декабрь 2016, p. 52-53).

Какое великолепное описание того, что долгое время просто называлось окситанской цивилизацией Средневековья! Это означает, что м-р.Пегг прекрасно осведомлен об этом и смог красиво и литературно описать все маркеры «различий», которые всегда характеризовали эту цивилизацию. Жаль, что он не участвовал (я там был, но его не видел)  в коллоквиуме, состоявшемся в Тулузе 9, 10 и 11 сентября 1963 года: ему бы точно понравился доклад Пейре Пессемессе: “D’unis critèris de civilisacion tocant l’Occitania medievala”,  а также Робера Лафонта: “Las ideologias dins la part anonima de la Cançon de la Crosada”. Если подумать, то Пессемессе и Лафонт, сами, разумеется, того не подозревая, стали предвестниками главного открытия Грегори Пегга: общества «куртуазии/ “cortezia”.

Однако давайте теперь восхитимся связностью мысли м-ра Пегга.  “Куртуазию»”, с его точки зрения, воплощали «добрые мужчины» и «добрые женщины», которые в XII-м столетии «еще не были еретиками».  Именно тогда Церковь так их восприняла и решила сжечь, что с радостью и проделала в XIII-м столетии.  По крайней мере, было не наоборот – чтобы сжечь их, Церковь заявила, что они еретики. (Cм презентацию м-ра Пегга о докладе, который сделан этим летом (2016 года. прим.пер.) на коллоквиуме в Фанжу. Без сомнения, если бы их сожгли за ценности, которые они воплощали, то это было бы очень плохо воспринято общественным мнением, и масс-медиа той эпохи (в воскресных проповедях, бродячими торговцами, и т.д.), Другое дело, когда они пострадали за заблуждения, которые они должны были исповедовать и распространять...

Итак, если я верно понял Грегори Пегга,

1) Окситанский край в Средневековье чрезвычайно отличался от Северной Франции, и даже, по-видимому, от остальной католической Европы, поскольку это была единственная культура, которую Святой Престол решил уничтожить, ибо этот самый Святой Престол инициировал «процесс культурной и религиозной унификации латинского христианства ”.

2) М-р Пегг перечисляет маркеры этой разницы, ибо эта разница была столь отлична от других, что после 1145 года, то есть, после миссии Бернара из Клерво, Папы увидели в этой разнице такой протестный протест, что квалифицировли ее как ересь:

- способ владения землей

- место женщин в обществе

- тактика ведения войны

- достояние Церкви

- трудное положение мелкой знати

- ценности

- социальные коды

- искусство жизни

3) Заметим, что эти конкретные маркеры,  “ совокупность которых была воспринят Папами после 1145 года как протест и ересь”, не имеют никакого отношения к фактам религиозной жизни, разве что очень маргинальным и крайне смутным образом, поскольку речь идет не только о достоянии Церкви, а м-р Пегг не уточняет, а только констатирует очень общо и кратко, что оно каким-то образом «оспаривалось».  Никакой другой маркер различий между окситанским краем и прочей христианской Европой не касается ни догматики, ни литургии, ни морали и.т.д. Римско-католической Церкви, ни ее внутренней организации, ни способа жизни ее клира, иначе говоря, ни один маркер не является структурно связанным с фактами религиозной жизни как таковыми.

4) Итак, в целом, окситанский край является отличным от прочих, и потому протестующим, вследствие чего он был обвинен в ереси по ряду причин, которые Грегори Пегг нам здесь обрисовал, исключив все специфически религиозные причины... Таким образом, окситанский край навлек на себя гнев Святого Престола и на него ринулись тысячи людей, взявших крест под знаменами воинства Христова, вели Священную войну и сожгли тысячи людей “cum ingenti gaudio» (с великой радостью, прим.пер.) под пение Veni Creator (католический гимн, прим. пер.) , но весь этот ажиотаж не имел под собой никаких религиозных причин. Окситанский край был столь отличен от прочего латинского христианского мира, что являлся по отношению к нему протестующим и еретическим, кроме, ясное дело, религиозных вопросов, вопреки всему, что мы знаем из дошедших до нас письменных источников.  Поскольку историки, которые писали до «новой истории» были обмануты историческими источниками, передававшими нам чистую фантастику. Да, впрочем, и крестоносцы Симона де Монфора попали в расставленную Церковью ловушку: они-то верили, что сражаются против абсолютного Зла, против прислужников Сатаны, отрицающих человеческую природу Христа и многие другие святые истины, а на самом деле Святой Престол послал их убивать, чтобы бороться и сражать Cortezia (Куртуазию), Paratge (многозначное слово, обозначающее честь, достоинство и интеллигентность, прим.пер.), Joy (радость), Pretz (Репутацию), Merces (Милосердие), Caritatz (Благотворительность), Mezura (умеренность), Dreitura (Праведность), Rason (Разум, здравый смысл), и других чудовищ, которые не вписывались в проект крупномасштабной культурной унификации, которую начал Святой Престол. Но как объяснить это людям Севера? Если сказать им как есть, то поднимут ли они оружие против чистых абстракций? Они ведь даже ни слов, ни дел таких не знают!...

5) Поэтому папы совершили гениальный кульбит – они слегка изменили смысл слова «ересь». До сих пор считалось, что в Средневековье оно применялось исключительно к тем инакомыслящим, во взглядах которых прослеживалась религиозная составляющая, в данном случае протест по поводу догматики, морали, организации, обычаев и тд. Римско-католической церкви. Нет, это были ложные убеждения. На самом деле, уже тогда, как и в наши дни, оно применялось по отношению к любому мнению или практике, свидетельствующим о протесте, несогласии или отличии от многочисленных образцов, не имевших никакого отношения к фактам религиозной жизни. Пример : это ересь – подавать красное бургундское с рыбой. Иннокентий явно полагал ересью такое обращение к женщине, как у Пейре Видаля: “ Вы – дерево и ветвь, где зреет плод радости...” .

6) Итак, было бы даже интересно выявить во всех антиеретических трактатах XII и XIII столетий, как и в каких-нибудь 6 000 допросах Инквизиции, дошедших до нас, и во всех приговорах инквизиторов, во всех событиях, во всех вопросах и  ожидаемых суждениях, имеющих отношение к ереси, то, что определил м-р Пегг. То есть не факты религиозной жизни, а нечто совсем иное – способ ведения войны, место женщины в обществе, трудное положение мелкой знати, тип землевладения, и так далее. К несчастью, совершенно случайно, к примеру, допросы трубадуров и приговоры, осуждающие их на костер за то, что они писали heretica poetica (еретическую поэзию, прим.пер.), не сохранились. И очень досадно, что до нас дошли в огромном количестве исключительно вымыслы, явно имеющие целью ввести в заблуждение грядущие поколения и вызвать у них иллюзию, что несчастья, которые обрушились на Лангедок в XIII веке, были вовсе не культурным геноцидом (который недавно с ужасом открыли «новые историки», единственным мотивом которых были бесконечно скромные амбиции), а вызваны стремлением уничтожить в огне приспешников дьявола, спасти души их защитников, соучастников и сторонников и привести их на правый путь истинной веры путем исправительных паломничеств или медитации в тюрьме. Нужно было скрыть от грядущих поколений, как скрыли от крестоносцев XIII века, что «Альбигойский крестовый поход был зачинщиком геноцида в Западной Европе благодаря установлению связи между божественным спасением и массовыми убийствами». (См. Gregory Pegg, A most Holy War, Oxford University Press, 2008, p. 188-191).

Теперь поразмышляем над этим новым методом новых историков, состоящим из:

1°) априорной дисквалификации доказательств – из них или ничего не вычитывают или утверждают совершенно противоположное тому, что там содержится.

2°) формулировки тезиса не как гипотезы, а как объективной истины, столь связно и последовательно, словно это вывод из источников, хотя на самом деле это чистый априорный, высосанный из пальца, тезис

3°)  стремления заранее создать шаблон (не-существование ереси, которая является простым следствием клерикального дискурса), в который пытаться «впихнуть» все исторические факты, в том числе источники, даже если они сопротивляются, словно кот, которого укладывают в коробку для обуви – особенно в случае с инквизиторскими источниками.

Этот метод, по-видимому, является просто языковой манипуляцией

Первоначально основой этого метода был на самом деле разумный тезис Роберта Мура о том, что всякая власть, особенно абсолютная власть, чтобы поддерживать и укреплять свое влияние, изобретает инакомыслящих, чтобы их преследовать. Эта модель «общества преследования» была прекрасно проиллюстрирована «Московскими процессами» советской власти в 1930-х годах. Во время коллоквиума в Ренн-ле-Бен в 1993 году, где председательствовал Роберт Мур, он значительно расширил свой тезис, что было для меня еще интереснее, поскольку работая над инквизиторскими источниками на тему сопротивления и преследования, я в своем выступлении и в последующем обсуждении выдвинул идею о том, что «общество преследования» вызвало ответную реакцию в виде создания сетей сопротивления и солидарности, настоящего «общества сопротивления», модель которого тоже повторяется из века в век.

Но после этого тезис о том, что «всякая власть обязательно выдумывает инакомыслие, чтобы его преследовать» был заменен другим – «всякое инакомыслие – ничто иное, как выдумка преследующей власти»

Вот вам и кредо деконструкционистской школы: «ересь является чистым продуктом клерикального дискурса ”.

Сам Роберт Мур, похоже, тоже согласен с этим риторическим кульбитом… Но здравый смысл видится мне в том, чтобы попытаться разделить реальное диссидентство и явно вымышленное. Дело не в том, что «Московские процессы» были обманом. Инквизиция тоже обманывала.

Когда мне было 17 лет – а это было под конец войны, то в моей собственной семье были и коллаборционисты, (один из которых даже попал под суд после Освобождения) и макизары (один из них был тяжело ранен, а другой – расстрелян). Но все они в той или иной степени были участниками событий – как в сотрудничестве с оккупантами, так и в Сопротивлении. И я боюсь, что «новые историки» однажды напишут, что Сопротивление было чистым продуктом коллаборционистского дискурса ...

Извините за краткий, очень неформальный и беспорядочный характер этих размышлений.

Мишель Рокбер